Дискредитация образа матери в современной масс-культуре. Современные мамы - какие они? Образ современной мамы Что такое образ матери

Большинству людей важно быть современными и идти в ногу со временем, быть открытыми для инноваций и прогресса. Вокруг нас с невообразимой скоростью меняется все: как материальные вещи, так и мировоззрение и взгляды людей, их отношение ко многим аспектам жизни. Сейчас видение женщины радикально отличается от классического образа домашней хозяйки середины XX века. А как насчет типичной мамы тогда и сейчас?

Если бы меня спросили, что из себя представляет современная мама, думаю фантазия нарисовала бы следующую картину. Это молодая женщина, которая не приемлет устаревших авторитетов и опирается на изыскания современных специалистов от развития ребенка. Она в курсе всех современных тенденций воспитания и новинок в сфере ухода за детьми - и не боится использовать их, будь то слинги, стерилизаторы, развивающие игрушки и пособия. Современная мама всегда и везде берет малыша с собой, с младенчества ездит с ним за границу. Современная мама - не домохозяйка, а жена и женщина, она не делает из ребенка кумира, и находит время на себя и своего мужа. Для того, чтобы успеть все и вся, опирается на принципы тайм-менеджмента и эксплуатирует всевозможные гаджеты в домашнем хозяйстве. И, конечно же, молодая мама находит время для профессионального и интеллектуального роста.

Но, как мне кажется, это всё крайности, и немного лукавства. Например, отказ от авторитетов и "бабушкиных" советов. Авторитеты меняются, но все равно они есть, многие ссылаются на мнение личного педиатра, другие - на мнение уважаемого доктора Комаровского (например, я с удовольствием смотрю его передачи). Что до бабушкиных советов, безусловно, есть устаревшие методы и убеждения, которые неприемлемы, потому что их целесообразность опровергают исследования современных специалистов. К примеру, существует огромное количество мифов про грудное вскармливание и прикорм, начиная от советов опытных матрон, сцеживать переднее молоко и допаивать водичкой (вот честно, вообще не понимаю откуда такое могло взяться, даже и логичного обоснования нет), заканчивая выразительным закатыванием глаз свекрови, если она узнает, что невестка в 3 месяца не дает ребенку яблочный сок и, о ужас! не планирует начинать прикорм раньше 6 месяцев. Хотя, безусловно, есть масса индивидуальных случаев и персональных рекомендаций. Да и некоторые бабушкины советы до сих пор действуют, например, приложить теплую пеленку к животику младенца, которого мучают колики.

Или вот еще, мода везде таскать возить с собой ребенка. Конечно, устраивать карантинную зону в квартире и сидеть с ребенком в четырех стенах пока ему не исполнится полгода - это не вполне адекватная крайность. Но и тащить новорожденного, которому и месяца нет в торговый комплекс - неразумно. Бывают ситуации, когда кроме мамы в магазин сходить некому, тут хочешь - не хочешь пойдешь с малышом, но зачем без особой надобности брать неокрепшую крошку в магазин, где полно народа, который кашляет и чихает. Многие скажут, что для становления иммунитета полезны такие "микропрививки" всякой заразы, но миль пардон, наша жизнь и так не слишком стерильна, чтобы намеренно новорожденного с вирусами и бактериями сталкивать.

Кстати, о прививках. Еще одна современная тенденция - дискутировать на предмет вредности или целесообразности вакцинации. Тему эту сейчас развивать не буду, и потом, каждый должен решать для себя сам. Если коротко, я - за прививки, но по индивидуальному плану.

Слинги, рюкзаки-переноски и прочее - это к вопросу о близости с ребенком всегда и везде. Я верю современным психологам, когда они говорят о важности постоянного контакта с ребенком, но это не должно дохрдить до фанатизма. Например, у нас был БэбиБьорн, штука удобная, когда надо идти куда-то или просто устаешь ребенка таскать на себе, но однажды я попробовала "заняться домашними делами в компании с ребенком", сидящим в ББ и, вы знаете, я вынуждена признать - когда моешь пол, близость с ребенком неуместна.

Совместный сон - еще один камень преткновения. Помню, как мне мама назидательно сказала "А мы тебя не приучали спать с нами". Ну во-первых, я не приучаю ребенка спать с нами, просто в 4 часа утра мне действительно проще переложить ребенка, который проснулся или беспокойно спит из-за режущихся зубов, к себе в кровать, чем пытаться снова уложить его в свою кроватку, когда он плачет - и у него весь сон пропадет, да и от меня, не выспавшейся, толку мало будет. А во-вторых, что ж, я знакома с мнением педиатров о том, что совместный сон - это современная тенденция, которая не имеет отношения к здоровью ребенка, но с другой стороны, если это устраивает обе стороны, то почему бы и нет?

Раннее развитие ребенка - это наимоднейшая тенденция. "Как, вы не ходите на развивающие занятия?" спрашивает меня мама годовалого ребенка с изумлением, к которому примешивается праведный гнев. Сейчас модно водить малышей, которым нет и года, на всевозможные занятия. Но будем откровенны, ведь это зачастую больше для социализации мамы и для осознания себя, как хорошего родителя - "я занимаюсь ребенком", чем для истинного развития. Как мне кажется, долг родителей обеспечить ребенку счастливое беззаботное детство, а это вовсе не равнозначно походам с малышом по всяким развивашкам. Как мне сказала мама ровесницы моего сына "Походили мы на эти занятия, так вот, аппликации мы и дома сделать можем", что они и делают весьма успешно. Ведь действительно, что такого воспитатели делают на этих занятиях, чего мамы не могут сделать дома? Достаточно немного почитать про методику Монтессори, или прочесть книгу знаменитого Масару Ибука. А что до детской социализации - мне кажется, нам хватает общения в бассейне и на детской площадке (я пока говорю про детей до 2 лет).

Спор "классиков и современников" можно продолжать бесконечно. Считаю ли я себя современной мамой? Наверное отчасти. Хочется думать, что со временем я достигну золотой середины - компромисса инноваций и житейского опыта. И надеюсь материнская интуиция поможет в этом.

PS Прошу прощения, если высказалась о чем либо слишком категорично. Но как говорится, все сказанное - ИМХО, и не претендует на истинность. А вот ваши соображения по поводу современного материнства мне очень интересны.

Ребенок растет, и образ мамы тоже обрастает подробностями. Еще толком не умея говорить и тем более связно выражать мысли, малыш знает о маме поразительно много. О ее характере, нраве, вкусах, привычках. Он впитывает это знание всеми органами чувств, бессознательно запечатлевает его и так же бессознательно (а потом все более осознанно) начинает подражать. Исследования современных ученых показывают, что младенец, лежа на руках у матери, невольно копирует ее мимику. Поначалу это даже незаметно, настолько мимолетны его гримаски. Но достаточно скоро в мимике и пластике ребенка, во взгляде или в повороте головы, в некоторых жестах и интонациях, в выражении лица начинают проскальзывать «мамины мотивы». Даже когда малыш – вылитый папа, все равно, внимательно понаблюдав за ним, как бы фоном увидишь мать. Становясь старше, мальчики в норме подражают отцу, перенимая мужской тип поведения. Однако глубоко запечатленный, будто «впаянный» в психику, образ матери все равно продолжает влиять на сына. В частности, во многом определяя его отношения с противоположным полом, выбор спутницы жизни, построение семейных отношений и подходы к воспитанию собственных детей.

Но вернемся к раннему возрасту. Постепенно к чувствам и ощущениям, к невольным, интуитивным реакциям добавляется осознание. В какой-то момент ничего не означавшие слоги лепетной речи начинают наполняться смыслом и складываться в слова. Мало-помалу развивается и образное мышление, формируются представления об окружающей действительности. И вот тут начинают происходить интересные вещи.

Как возникает образ

Мыслит малыш конкретно, абстрактных понятий пока не понимает. Но ведь и для того, чтобы произвести любое самое элементарное обобщение, надо в какой-то степени абстрагироваться от деталей и вычленить суть. Если этого не сделать, то как понять, что мама в халате и мама в пальто, мама с распущенными волосами и мама, убравшая волосы под платок, – это не разные люди, а один человек? Крупнейший исследователь детской психологии Жан Пиаже называл эту способность интеллекта «символической функцией». Без нее мы бы воспринимали реальность как набор не связанных друг с другом статических кадров. Вместе они составляют медленно развертывающийся фильм, но без способности к символизации, лежащей в основе образного мышления, человек не мог бы увидеть ни связи между картинками, ни познать суть вещей, изображенных на них. То есть в основе образного мышления – способность ощущать предметы, объекты и явления окружающего мира на уровне символов.

И ребенок на втором году жизни, даже не умея говорить, производит такую символизацию, показывая маму не только в реальности или на семейной фотографии, но и на картинке в книжке, где изображена вовсе не его мать, а мама сказочного героя. Значит, в его представлении уже существует не только образ собственной матери, но и мамы «вообще», некий обобщенный образ материнства. И, что очень важно для темы нашей статьи, эти два образа мирно сосуществуют, не вступая в противоречие, а нередко и накладываясь друг на друга. Ребенок постарше, уже неплохо осознающий и разницу между людьми и животными, и границу между понятиями «мое» и «чужое», будучи захвачен действием мультфильма, в котором мамонтенок ищет маму, внутренне отождествляет себя с героем (на чем и основан эффект сопереживания), а его мать – со своей собственной. Это еще более яркий пример символизации, поскольку его мама, конечно, на мамонта не похожа, но он «зрит в корень», абстрагируясь от внешнего и сосредотачиваясь на смысловом наполнении материнского образа. Пока что малыш понимает этот образ не столько умом, сколько «умным сердцем», про которое некогда говорила Аглая, героиня романа Ф.М. Достоевского «Идиот». Малыш еще не может связно выразить свои представления в речи, но душа его каким-то таинственным образом знает больше, чем ум. Она знает, какой должна быть мама. Знает, даже если ребенок-сирота растет в детском доме или если поведение его мамаши абсолютно не соответствует эталону материнства! И именно это непостижимым способом полученное, Богом вложенное в душу знание дает возможность делать обобщения, производить аналогии, ухватывать суть. Оно служит для ребенка ориентиром, определяя его реакции (например реакцию сопереживания), а также камертоном, на который настраивается его восприятие действительности и, соответственно, поведение. Разумеется, все, о чем я сейчас говорю, происходит у малыша на бессознательном уровне.

Иллюстрацией к сказанному может в какой-то мере служить история воспитания аутичного ребенка, описанная в книге его воспитателя Сергея Александровича Сошинского «Зажечь свечу» (М., 2005). Мальчик Андрюша, попавший в дом к Сошинским, когда ему было 4 года, страдал очень тяжелой формой аутизма, был практически неконтактен. Речи у него тоже, считай, не было. Даже те немногие слова, которые он знал, Андрюша далеко не всегда применял к месту. Иногда он на каком-нибудь слове «застревал» и бессмысленно повторял его раз двадцать, а то и пятьдесят. В 5 лет он не узнавал изображенных на картинках животных или людей. «Очевидно, – пишет Сошинский, – слова никак не сопрягались с образами, особенно одушевленными».

На первом этапе его приучали просто повторять слова, даже без их понимания. Это было невероятно тяжело, но пробиться на уровень понимания оказалось еще труднее: мешал недостаток целостности восприятия. Фрагменты не складывались в единую картинку, образа не получалось. Путем многократных повторений, буквально «натаскивания» Сошинским удалось все-таки научить Андрюшу говорить и до определенной степени восстановить целостность его мышления. Когда наконец броня аутизма была частично пробита и произошел сдвиг в лучшую сторону, мальчик стал довольно быстро развиваться, не только повторять заученное по шаблону, но и понимать. А потом… Потом воспитатели заметили, что «Андрюша стал выдавать отдельные знания, которые он у нас еще не приобретал. Например, весной 1999 года Наташа (супруга С.А. Сошинского. – Т.Ш.) начала с ним изучать цвета и вдруг выяснилось, что некоторые названия он знает, хотя прежде ни у нас, ни у родителей он этих знаний не проявлял. Знания лежали в нем скрытно, возможно даже не вертелись в уме и все же присутствовали. Знал Андрюша и некоторые буквы. Видно, родители показывали ему их. Но пока мышление Андрюши было блокировано аутизмом, эти знания лежали неподвижно, и, возможно, сам Андрюша о них не догадывался. Это касается не только конкретных знаний, но и уровня мышления. В какой-то непроявленной форме, по-видимому, у него мышление было более сложное, чем можно было подозревать… С неразвитым речевым мышлением Андрюша, конечно, не мог “понимать все”, но понимал больше, чем могло показаться по его поведению. Через четыре с половиной года после его появления у нас выяснилось (к моему великому изумлению!), что Андрюша помнит многое о своей жизни в отчем доме и о первом появлении у нас. Это подтверждает предположения о большей глубине его внутреннего мира и большей сложности мышления в то время».

А ведь впервые очутившись в доме Сошинских, Андрюша, казалось, никак не отреагировал на то, что родные привели его и ушли. Он никогда не вспоминал о родителях и не узнавал мать на фотографиях. Но оказывается – и знал, и помнил, и переживал. Образы близких людей и, в частности, матери, хранились в глубинах Андрюшиной памяти, но выразить это знание и свои переживания он не мог, поскольку болезнь блокировала его связь с внешним миром.

«С момента появления Андрюши у нас, – продолжает автор книги “Зажечь свечу”, – меня всегда поражала в нем двойственность. Неспособность сказать и понять простейшие мысли, полная интеллектуальная беспомощность его поведения. И в то же время было постоянное чувство наличия у него “внутреннего ума”… У него есть молчаливое, глубокое, неповрежденное я и неповрежденный молчащий интеллект <…> который мог бы воспринимать, мыслить, понимать целостно, глубоко, развернуто, если бы к тому были средства, если бы рядом с ним и вровень ему действовала вторая компонента интеллекта, логосная, словесная (психологам более свойственно слово “вербальная”). Я говорю о “неповрежденном молчащем я ”, конечно, не в абсолютном (богословском) смысле, а в человеческом – психологическом, психиатрическом. Мне представляется также это «молчаливое я » неразвернутым и неразворачиваемым даже внутри самой личности, живущим за порогом ее произвольного сознания, как бы “сокрытым я ”. Это некоторое глубокое “бытие в себе” человека».

В здоровом, гармонично развивающемся ребенке нет такого разрыва между внутренним и внешним. Содержание психической жизни и ее форма адекватны друг другу. Но «внутренне молчаливое я » все равно существует, и, видимо, именно в его глубинах хранятся некие базовые, ключевые символические образы, общие для всего человечества. Образы, которые активируются, когда ребенок получает соответствующие внешние впечатления, и, всплывая на поверхность, облегчают «складывание фрагментов в целостную картинку», формирование представлений ребенка об окружающем его мире и о жизни вообще. В современной западной (а теперь и отечественной, пошедшей по западным стопам) психологии, рассуждая об этом, обычно оперируют понятиями «архетипов», «архетипических образов», «коллективного бессознательного». В последние десятилетия часто можно услышать и о генетической памяти, «генетической программе», как бы «заложенной» в младенца и во многом определяющей его реакции.

Но по сути эти объяснения мало что дают. Тут скорее просто констатация факта: дескать, есть нечто «эдакое», не позволяющее говорить о младенце как о «чистой доске». Но откуда оно взялось и что собой конкретно представляет – непонятно. Зато христианский взгляд на проблему позволяет многое прояснить. (Хотя, конечно, все равно сотворение человека и наделение его разумом, которым не обладает больше ни одно живое существо на Земле, – великая тайна Божия).

Пора подумать о душе

Исключая из рассуждений понятие о душе, мы обрекаем себя либо на механистичность, когда человек уподобляется сложно устроенному компьютеру, либо на какую-то мутную, запутанную мистику. Сам создатель учения об архетипах Карл Густав Юнг «определял “архетип” различным способом в разное время, – пишет его последователь Мишель Вэнной Адаме. – Иногда он говорил об архетипах, как если бы они были образами. Иногда он более строго различал архетипы как бессознательные формы, лишенные какого-либо специфического содержания, и архетипические образы как сознательное содержание этих форм». Юнг и Бога, как известно, причислял к «архетипам».

А вот говоря о душе ребенка, которой он, по учению святых отцов, обладает с момента зачатия, и помня, что, по заповедям блаженства, только чистые сердцем Бога узрят (см.: Мф. 5: 8), мы можем подойти к пониманию сути вопроса. Младенческая чистота приближает ребенка к духовному миру, дает возможность видеть и чувствовать то, что от взрослых уже закрыто. Отец Александр Ельчанинов сравнивает душу ребенка с той, которая была у Адама до грехопадения. (Особенно, вероятно, это высказывание справедливо по отношению к детской душе, просвещенной святым крещением.)

Как мы знаем из Священного Писания, Адам в раю нарекал имена животным. Причем имена эти давались не абы как, а со смыслом, отражая сущность каждой птицы, зверя и прочих тварей. «Подумай о том, какая нужна была мудрость, чтобы дать имена стольким породам птиц, гадов, зверей и прочих бессловесных… всем им дать имена и притом имена собственные и соответствующие каждой породе», – пишет святитель Иоанн Златоуст в «Беседах на книгу Бытия» (XIV, 5). А для этого необходимо было постичь некий внутренний образ каждого живого существа.

Но животными дело не ограничилось. «Звери полевые и птицы небесные, приведенные ко Адаму, суть наши неразумные чувства, потому что звери и животные представляют различные страсти тела, равно и более сильного, и более умеренного характера, – учит святитель Амвросий Медиоланский. – Бог даровал тебе власть быть способным отличать при пособии трезвого рассуждения вид всех без исключения предметов, чтобы побудить тебя составить суждение о всех них».

Конечно, полного тождества души ребенка с душой Адама быть не может, поскольку грехопадение повредило человеческую природу, сделало ее удобопреклонной ко греху. Но в раннем детстве грех еще не успевает прилепиться, приразиться к душе. Это потом страсти начинают обуревать душу и, как черные тучи, закрывают ее внутреннее око. «У души, – писал митрополит Вениамин (Федченков), – есть свой, более глубокий разум, истинный разум, интуиция, внутреннее восприятие истины». И пока ребенок чист и невинен, он, не обладая жизненным опытом и логикой, многое постигает именно этим «истинным разумом». Особенно то, что тесно связано с духовным миром. «Ты утаил от мудрых и разумных и открыл младенцам», – говорится в Евангелии (см.: Мф. 11: 25). Сколько взрослых годами (а то и до конца жизни!) бывает не в состоянии уразуметь то, что ребенок понимает без долгих объяснений, чуть ли не с полуслова. Понимает, конечно, по-своему, по-детски, но понимает – и это главное!

Года в два с половиной – три моя дочь боялась трансформаторной будки, издававшей грозное, на ее взгляд, гудение. Увидев будку в первый раз, она спросила, кто там живет. Я что-то сказала про ток, про электричество, показала на провода. А когда мы на другой день опять проходили мимо, я узнала, что в будке, оказывается, обитает «злой дух». О чем мне было сообщено таинственным шепотом, с массой уморительно-«страшных» гримасок. Не Бармалей, про которого Кристинка все знала наизусть, или Карабас-Барабас, хорошо знакомый по картинкам, – а именно «злой дух». Хотя ни в одной сказке, которые мы с ней читали, никаких злых духов не было. Мультфильмов или компьютерных игр с соответствующей тематикой – тоже. До Карлсона, изображавшего, укутавшись простыней, «маленькое привидение из Вазастана», Кристинка тогда еще не доросла. Разговоры о духовности в массовом масштабе в первой половине 1980-х, когда происходили описываемые события, еще не начинались. Подавляющее большинство взрослых про духов не думало и не говорило, и увидев, к примеру, название фильма Ф. Феллини «Джульетта и ду хи» (который могла в те годы посмотреть разве что узкая прослойка творческой интеллигенции), решило бы, что речь идет о духа х. Максимум, что могла слышать малышка, это идиоматическое выражение типа «в тебя вселился злой дух». Но никакого объяснения ей на эту тему не давалось, да она и не спрашивала. Однако образ, стоявший за словами, был правильным, причем ухвачена была суть: дух, как и ток, невидим. Но, в отличие от тока, для ребенка это не абстракция. Ну, а поскольку он пугает, то, естественно, «злой».

А закрытую, полуразрушенную церковь в Тропарево, мимо которой мы часто тогда проезжали, Кристинка называла «Богин дом». И опять-таки, я не вела с ней тогда каких-то специальных «просветительских» разговоров о Боге. Детская Библия с картинками, воскресная школа – все это появилось в ее жизни позже (хотя бы потому, что в 1985 году воскресных школ в Москве просто не было). В храме она была только в годик, когда ее крестили, так что это не отложилось в ее сознательной памяти. Конечно, про то, что церковь – дом Божий, она услышала от меня. И, может быть (точно не помню), я когда-нибудь сказала, что Бог живет на небе. Но я точно помню, что не рассказывала трехлетнему ребенку ни про то, что Господь всемогущий, ни про то, что Он все сотворил, ни даже про Его доброту. Но ребенок откуда-то знал, что Бог добрый и самый главный. И так радовался, показывая на церковь, рвался к Нему «в гости», говорил как о любимом, близком, родном человеке… Хотя о вочеловечении Христа никогда не слышал, икон у нас дома на тот момент не имелось. Изображения Бога-Отца, которое можно увидеть в храмах, Кристина тоже не видела. Почему, спрашивается, она вообще представляла Его в человеческом обличье, а не, скажем, в образе солнца, которое как раз и «жило» на небе, освещая и согревая все вокруг? Каким-то непостижимым образом, душой маленький ребенок уловил суть. Фактически без объяснений и даже без молчаливых подсказок «видеоряда» он правильно понял новое для него слово «Бог».

Немало подобных примеров можно привести и из наблюдений за другими детьми. Конечно, среда, близкое и дальнее окружение ребенка, национальный уклад, в котором он живет, культурно-исторический «воздух», которым он дышит, интенсивно формируют его представления о мире. Но душа по отношению ко всему этому первична. Стало быть, первичен и «внутренний разум, внутреннее восприятие истины», и он охотно откликается на внешние «позывные», легко воспринимает и усваивает их, не требуя пространных «лекций на тему» и верно улавливая суть многих вещей на уровне образа.

Образ и прообраз

Каков же он, идеальный образ матери? Историки, литературоведы, культурологи, социологи, исследующие этот вопрос, отмечают его удивительную устойчивость. «Основные характеристики и эталонные черты социокультурного образа женщины-матери со времен античности фактически не изменились, – пишет, со ссылкой на многочисленные исследования других авторов, в своей монографии “Женский образ в социокультурной рефлексии” Т.Г. Киселева. – Это женщина, обладающая неординарным жизненным опытом и даром интуитивного предвидения наиболее вероятных путей развития событий (особенно связанных с ее детьми); отличающаяся редкой добротой, чувством сострадания и умением понять своих детей и их решения; женщина, одаренная от природы неординарными способностями к воспитанию и убеждению; человек по природе необыкновенно стойкий, верный интересам своих детей и безоговорочно принимающий во имя их (или вместо них) любые испытания судьбы и т.п. Разумеется, в соответствии с культурными традициями разных народов, этот набор характеристик мог в большей или меньшей степени варьироваться, но в целом он остается относительно типовым в культурах большинства цивилизованных (постпервобытных) сообществ».

Ну, а что касается прообраза идеальной матери, то для христианского мира, как нетрудно догадаться, его являет Собой Богородица. Жертвенная любовь, чистота и нежность, кротость и в то же время нравственная стойкость – эти ассоциации возникают при упоминании о Пресвятой Деве даже у людей, далеких от Церкви. И в недавние времена позднесоветского госатеизма именно с Ней, а не с какой-нибудь языческой богиней плодородия сравнивали матерей, если хотели выразиться возвышенно-поэтически (правда, называли обычно на католический лад – Мадонной, видимо, вспоминая картины мастеров Возрождения, которых тогда было принято знать и любить, или хрестоматийное стихотворение Пушкина, посвященное Наталье Гончаровой, которое тогда тоже многие знали наизусть). Хотя, конечно, советская власть, сделавшая огромный рывок на пути женской эмансипации, усиленно прославляла женщин – борцов за народное счастье: революционерок, участниц войны и тружениц, подразумевая под этим словом профессионалок в самых разных отраслях, а вовсе не домохозяек. Как будто они не трудились! (Впрочем, и тут все было неоднозначно: существовало звание «матери-героини», но его получали немногие – женщины, родившие и воспитавшие минимум десять детей.) И все же образ «просто матери» остался важнейшим образом культуры, не претерпев кардинальных изменений. Доминанты были традиционными: самоотверженность и нравственная высота. В этом смысле преемственность не прерывалась.

Софья Николаевна из «Семейной хроники» С.Т. Аксакова, потомственная дворянка, жившая в конце XVIII – начале XIX веков, не смыкала глаз у постели тяжко больного сынишки, и лирическая героиня знаменитой песни времен Великой Отечественной войны «Темная ночь», вряд ли дворянского происхождения, – поступала так же. Мать, не спящая над ребенком, – это вечный образ на все времена. И очень может быть, что жена бойца из «Темной ночи», как и аксаковская Софья Николаевна, «горячо молилась, подняв руки к небу», хотя в советской песне по вполне понятным причинам про молитву не упомянуто. Но мы-то теперь знаем, как в войну наполнились храмы. И можно не сомневаться: среди них было немало женщин, к которым обращена «Темная ночь». Во всяком случае, «белые платочки», которые в годы «застоя» (когда всему прогрессивному человечеству казалось, что религия отмирает) потихоньку от сына-начальника крестили внуков и упрямо праздновали Пасху, по возрасту – те самые лирические героини, которые «у детской кроватки тайком слезу утирали».

Но и не молившиеся, а просто плакавшие, жалевшие, любившие и трудившиеся не покладая рук на самом деле своей самоотверженной жизнью вымаливали и детей, и мужей, и страну. «Россия удержалась благодаря матерям, – говорил старец Паисий Святогорец. – Отцовское объятие, если в нем нет Благодати Божией, сухо. А объятие материнское – даже без Бога имеет в себе молоко».

«Мама, милая мама! Как тебя я люблю…»

Не сосчитать светлых образов матерей, которые донесли до нас сказки и легенды, стихи и песни, рассказы и повести, романы и мемуары, спектакли и кинофильмы. Они обступали ребенка с раннего детства и сопровождали всю жизнь. Это был как бы привычный фон – в том смысле, что такая трактовка считалась сама собой разумеющейся. (Хотя, конечно, в художественном плане никакого единообразия не наблюдалось. Было много находок, порой настоящих шедевров. Не обходилось, естественно, и без халтуры, но речь сейчас не о том.) Не буду перегружать текст перечислением имен авторов и названий произведений. Приведу всего один пример, свидетельствующий о масштабности описываемого явления: любовь Соколова сыграла в своей жизни около 300 ролей (в том числе в фильмах «Тихий Дон», «Я шагаю по Москве», «Ирония судьбы, или С легким паром», «Доживем до понедельника») и была внесена в книгу рекордов Гиннеса именно как актриса, исполнившая больше всего ролей матери. Причем она всегда отказывалась от отрицательных персонажей, говоря, что нельзя разрушать сложившийся образ верной жены, доброй матери и бабушки.

Сам тон разговора о матери уже настраивал на любовь, нежность, уважение и благодарность.

«Постоянное присутствие матери сливается с каждым моим воспоминанием, – писал в автобиографическом романе “Детские годы Багрова-внука” С.Т. Аксаков. – Ее образ неразрывно соединяется с моим существованием, и потому он мало выдается в отрывочных картинах первого времени моего детства, хотя постоянно участвует в них».

«Так много возникает воспоминаний прошедшего, когда стараешься воскресить в воображении черты любимого существа, что сквозь эти воспоминания, как сквозь слезы, смутно видишь их. Это слезы воображения. Когда я стараюсь вспомнить матушку такою, какою она была в это время, мне представляются только ее карие глаза, выражающие всегда одинаковую доброту и любовь, родинка на шее, немного ниже того места, где вьются маленькие волосики, шитый белый воротничок, нежная сухая рука, которая так часто меня ласкала и которую я так часто целовал; но общее выражение ускользает от меня» (Л.Н. Толстой. «Детство»).

«Великое чувство, его до конца / Мы живо в душе сохраняем. / Мы любим сестру и жену, и отца, / Но в муках мы мать вспоминаем»» (Н.А. Некрасов).

«Я помню спальню и лампадку, / Игрушки, теплую кроватку / И милый, кроткий голос твой: / «Ангел-хранитель над тобой!» (И.А. Бунин. «Матери»).

«О, материнская любовь, любовь, которая никого не забывает! Манна небесная, которую Господь разделяет и умножает, стол, всегда накрытый у родительского очага, за которым у каждого есть свое место и за которым все собираются вместе!» (В. Гюго).

«Если ты с детства не научился смотреть в глаза матери и видеть в них тревогу или покой – ты на всю жизнь останешься нравственным невеждой» (В. Сухомлинский).

Конечно, особенно - что неудивительно - образ матери встречается в произведениях для детей. Где-то она (как, скажем, в «Красной шапочке») – эпизодический персонаж. Где-то (например в пьесе «Два клена») оказывается в центре сюжета. А где-то речь вообще идет о зимнем вечере, но как бы невзначай мелькнет сравнение месяца с мамиными сережками, и мама незримо появится на странице, и сразу станет теплей и уютней. Свет маминых глаз, тепло маминых рук, ласковый голос, нежная улыбка – эти выражения не приедаются, не кажутся избитыми, потому что они подлинны, органичны, в них нет жеманства. Душа – с радостью или с тоской – но всегда откликается на них.

Серьезно или шутливо, прямо, в лоб или прозрачным намеком ребенку на примере литературного героя показывают, как нужно относиться к матери. Вспомним хотя бы строки Е. Благининой: «Мама спит, она устала… / Ну, а я играть не стала! / Я волчка не завожу, / А уселась и сижу» – или «Мамы всякие нужны, мамы всякие важны!» С. Михалкова.

А вот из подростковой литературы. Знаменитая повесть Рувима Фраермана «Дикая собака Динго»: «Близко за плечами Тани стояла мать. В дождевом плаще, в белом докторском халате, она показалась Тане совсем другой, чем была месяц назад. Так предмет, поднесенный близко к глазам, теряет вдруг свою знакомую форму. И Таня, еще не опомнившись, секунду-две неподвижно смотрела на мать. Она увидела две еле заметные морщинки, расходившиеся от уголков ее носа, и худые ноги в туфлях, слишком просторных для нее – мать никогда не умела заботиться о себе, – и худые, слабые руки, столь искусно врачевавшие больных. Только взгляд ее остался неизменным. Таким всегда носила его в памяти Таня. Мать смотрела на нее своими серыми глазами. И в них, как щепотка соли, брошенная в море, растворились мгновенно все обиды Тани. Она поцеловала мать осторожно, избегая притронуться к глазам, словно боялась своим движением погасить их взгляд».

Вспомним и злоключения Звездного мальчика из одноименной сказки О. Уайльда, постигшие его за то, что он отверг свою маму-нищенку. А также его ответ вельможам в финальной патетической сцене, когда они предлагают ему власть: «Я недостоин этого, ибо я отрекся от матери, которая носила меня под сердцем, и теперь я ищу ее, чтобы вымолить у нее прощение, и не будет мне покоя, пока я не найду ее. Так отпустите же меня, ибо я должен вновь отправиться странствовать по свету, и нельзя мне медлить». Вроде бы никаких нравоучений, герой говорит исключительно про себя, но воспитательный эффект этих четких, чеканных формулировок огромен, потому что слова вложены в уста ребенка, которому сопереживают и с которым, естественно, отождествляют себя юные читатели.

(Окончание следует.)

Не сосчитать светлых образов матерей, которые донесли до нас сказки и легенды, стихи и песни, рассказы и повести, романы и мемуары, спектакли и кинофильмы. Они обступали ребенка с раннего детства и сопровождали всю жизнь. Это был как бы привычный фон – в том смысле, что такая трактовка считалась сама собой разумеющейся. Можно привести актрису в пример, свидетельствующий о масштабности описываемого явления: Любовь Соколова сыграла в своей жизни около 300 ролей (в том числе в фильмах «Тихий Дон», «Я шагаю по Москве», «Ирония судьбы, или С легким паром», «Доживем до понедельника») и была внесена в книгу рекордов Гиннеса именно как актриса, исполнившая больше всего ролей матери, едва ли можно найти другую актрису в других странах имевшую хотя бы приблизительное число подобных ролей.

Конечно, особенно - что неудивительно - образ матери встречается в произведениях для детей. Где-то она (как, скажем, в «Красной шапочке») – эпизодический персонаж. Где-то (например в пьесе «Два клена») оказывается в центре сюжета. А где-то речь вообще идет о зимнем вечере, но как бы невзначай мелькнет сравнение месяца с мамиными сережками, и мама незримо появится на странице, и сразу станет теплей и уютней. Свет маминых глаз, тепло маминых рук, ласковый голос, нежная улыбка – эти выражения не приедаются, не кажутся избитыми, потому что они подлинны, органичны, в них нет жеманства. Душа – с радостью или с тоской – но всегда откликается на них.

Ребенку на примере литературного героя показывают, как нужно относиться к матери. Вспомним хотя бы строки Е. Благининой:

«Мама спит, она устала…

Ну, а я играть не стала!

Я волчка не завожу,

А уселась и сижу»

– или «Мамы всякие нужны, мамы всякие важны!» С. Михалкова.

Была обнаружена любопытная закономерность: традиционный, привлекательный образ материнства представлен, в основном, в фильмах про животных. В человеческом же обличье материнство, как правило, изображено нетрадиционно: мамы либо слишком стары (такими в наших мультиках изображают бабушек), либо непривлекательны. Они могут (как в сериале «Гуфи и его команда») быть изображены карикатурно и вести себя нелепо, тупо и т.п. Могут напоминать ведьм (или в действительности ими являться), отталкивать неприятным выражением лица, властностью, злобой. Ну, а в мини-эпизоде, мелькающем на какие-то доли секунды в мультфильме «Красавица и чудовище», совмещены чуть ли не все эти характеристики.

В современных мультфильмах еще порой эксплуатируется образ матери – секс-бомбы, а иногда, по совместительству, и супермена («Суперсемейка»).

А во многих модных мультфильмах (например, в «Корпорации монстров») мать просто не присутствует.

В мультфильме «В поисках Немо» маму съедают в первых же кадрах.

В «Истории игрушек» от матери – одни только ноги. Но и когда мама есть, вовсе не факт, что ее существование будет воспринято маленьким героем положительно.

Малыш Стьюи из мультсериала «Гриффины» (цитирую экспертизу, проводившуюся по определению суда) «не нуждается в матери и пытается избавиться от “матриархального гнета”. По отношению к ней Стьюи испытывает сложный комплекс негативных чувств: отвращение, злобу, презрение, гадливость, в то же время мать – “вторая натура”.

В другой широко разрекламированной книге, трилогии Ф. Пулмана «Темные начала» («Северное сияние», «Чудесный нож» и «Янтарный телескоп»), удостоившейся множества престижных премий, мать Тони Макариоса «думает, что ему лет девять, но какой с нее спрос - память у бедолаги никудышная, да и пьет она сильно. В ее одурманенной вином голове мысли о материнской любви не возникают, но уж если ласкается сынок, так она его не отпихивает. Если узнает, конечно. Пускай себе ласкается. Не чужой ведь».

Что же касается матери всемирно известного Гарри Поттера, то она изображена безусловно положительно, с одной лишь «маленькой» поправкой: Лили (так зовут покойную маму Гарри) была ведьмой. Как можно увидеть, образ матери в мультфильмах и сказках либо искажается, либо воспевается. Но во втором случае обычно мать умирает в самом начале истории, представляя собой все самое светлое и доброе.

Образ матери в современной культуре. Культура Запада

Так, Р. Декарт, Ж.-Ж. Руссо, Э. Кант, М. Уолстоункрафт и др. поднимали и рассматривали вопрос отношения к женщине матери, как с традиционной, веками сложившейся мысли, так и привнося новые аспекты отношения к материнству. Феминистское движение пробовало рассматривать материнство не только с биологической позиции или христианской, но и социальной, культурной, психологической. Начиная с конца 19 века и начала 20 века, отношение к материнству изменилось, как со стороны женщины, так и мужчины. С появлением частной собственности, разделением труда, вовлечением женщин в социально-культурный процесс, материнство приобрело отрицательную окраску, мешающую продвижению прогрессу и вовлечению в общественную среду. В связи с этим, статус материнства пошатнулся не только в семье и в межличностных отношениях, но и в социальной среде. Статус женщины, как матери и кормилицы, на Западе приобрел не первостепенную роль, как план реализации женской судьбы. Это не могло, конечно, не отразиться на состоянии семьи, воспитании детей, и воспроизводстве потомства. Массовые аборты показали бесценность природной, естественной функции женщины, отводя на первый план исполнению ей других – экономических, социальных, политических, культурных ролей. Современный феминизм в лице С. Бовуар и др. показал неестественный подход к деторождению, как к факту, который усложняет жизнь женщины и омрачает ее существование, и выдвигает лишению себя этой функции через абортирование. Но, как ни парадоксально, отношение к материнству явилось продуктом исторических, культурных процессов. Соответственно, изменилась материнская роль и поведение женщины, структура семьи, в которой воспитывается современный ребенок, соотношение заботы матери о ребенке и хозяйственные обязанности.

Из сказанного следует, что отношение к материнству меняется от культуры к культуре. Если раньше считалось смыслом жизни для женщины быть матерью, то сейчас самоидентификация женщины зависит от других сфер. Сложившееся стереотипное отношение к женщине со стороны мужчины заставило ее чувствовать себя жертвой. «Патриархат, рассматриваемый в качестве социально сконструированной мужской власти во всех проявлениях над женщинами как классом, является той средой, в которой женщина может идентифицировать себя только как жертву». С такой позиции женщина смотрит на себя в XX в. Ценность материнства на Западе перешла на второй план. На протяжении многих веков со словом «материнство» ассоциировалось что-то возвышенное. В связи с этим сложились такие устойчивые выражения как «радость материнства», «счастье материнства», но никогда не было отрицательных выражений. Но в нашем веке выработался новый термин, относящийся к данной теме – «безопасное материнство».

Другими словами, можно задать вопрос: а что, существует «опасное материнство»? Скорее всего, да, потому что тенденция отрицательного отношения к материнству, беременности наблюдается в наши дни. Зарождение новой жизни препятствует продолжению индивидуальной жизни женщины.

На Западе бытует мнение, что материнство мешает самореализации женщины. Мотивами, как со стороны женщины, так и мужчины, отказа от рождения детей являются не только экономические, социальные, но и личные («хочется пожить для себя», «сделать карьеру»). Результатом подобного отношения к ценности материнства стало прерывание культурной, исторической трансляции модели поведения материнства новому поколению. Веками сложилась передача традиции материнского воспитания, и она прервалась на рубеже XX в., что повлекло за собой, несомненно, негативное отношение к рождению потомства. Д.Винникот считает, что способность быть хорошей матерью передается и интегрируется через предшествующую связь и пример матери. Соответственно, новое поколение женщин несет в себе то отношение, которое они заимствовали у своих матерей, и таким образом, представляют иную модель поведения следующему поколению. Неудивительно, что результатом всего этого становится осознанное отрицание материнства и его избежание в разных формах.

Сложилось такое мышление большинства женщин на Западе, не без легкой руки феминисток: женщина «попадает в жестокую кабалу к нему (к ребенку), он уже не часть ее: он - тиран; враждебно смотрит она на этого чужого человечка, угрожающего ее телу, ее свободе и в целом ее личности». В своей книге «Второй пол» С. Бовуар продолжает описывать разные истории женщин, которые, в основном, дают отрицательную характеристику материнства. Например, описывая Софью Толстую, она рассказывает, как ей было тяжело во время беременности, что эти месяцы были самыми ужасными в ее жизни. Не достаточно одного материнского инстинкта, как считают некоторые психологи, для самореализации женщины в качестве матери. Наоборот, С. Бовуар отрицает наличие материнского инстинкта у рода человеческого, доказывая на практике, что женщина способна не только любить, но и ненавидеть своего ребенка. Женщина не может полностью реализоваться в ребенке и через него, она чувствует себя жертвой, когда не удовлетворены ее другие потребности: социальные, культурные, личные. Прославляя материнство, женщина не может, в силу этих потребностей, реализовать себя полноценно как мать.

Кризис семьи и духовное деградирование также вносят отпугивающий, отрицательный оттенок в этом вопросе. Но, по большей части, эгоцентризм вокруг своего "Я" играет доминирующую роль в данном контексте. Разрыв с культурной традицией лишил женщину материнского багажа и положительного опыта. Разрыв с духовной, христианской традицией вывел женщину в область индивидуализма, где, по большей части, нет места другим индивидуумам. И когда стоит выбор: рожать или не рожать, предпочтение отдается эгоцентричному началу, взывающему к аксиоме - умереть, чтобы жить.

Образ и прообраз матери в России и славянских странах

«Основные характеристики и эталонные черты социокультурного образа женщины-матери со времен античности фактически не изменились, – пишет Т.Г. Киселева. – Это женщина, обладающая неординарным жизненным опытом и даром интуитивного предвидения наиболее вероятных путей развития событий (особенно связанных с ее детьми); отличающаяся редкой добротой, чувством сострадания и умением понять своих детей и их решения; женщина, одаренная от природы неординарными способностями к воспитанию и убеждению; человек по природе необыкновенно стойкий, верный интересам своих детей и безоговорочно принимающий во имя их (или вместо них) любые испытания судьбы и т.п. Разумеется, в соответствии с культурными традициями разных народов, этот набор характеристик мог в большей или меньшей степени варьироваться, но в целом он остается относительно типовым в культурах большинства цивилизованных (постпервобытных) сообществ».

Ну, а что касается прообраза идеальной матери, то для христианского мира, как нетрудно догадаться, его являет Собой Богородица. Жертвенная любовь, чистота и нежность, кротость и в то же время нравственная стойкость.

Хотя, конечно, советская власть, сделавшая огромный рывок на пути женской эмансипации, усиленно прославляла женщин – борцов за народное счастье: революционерок, участниц войны и тружениц, подразумевая под этим словом профессионалок в самых разных отраслях, а вовсе не домохозяек. (Впрочем, и тут все было неоднозначно: существовало звание «матери-героини», но его получали немногие – женщины, родившие и воспитавшие минимум десять детей.) И все же образ «просто матери» остался важнейшим образом культуры, не претерпев кардинальных изменений. Доминанты были традиционными: самоотверженность и нравственная высота. В этом смысле преемственность не прерывалась.

Мать, не спящая над ребенком, – это вечный образ на все времена. Но мы-то теперь знаем, как в войну наполнились храмы. И можно не сомневаться: среди них было немало женщин, к которым обращен этот образ. Во всяком случае, «белые платочки», которые в годы «застоя» (когда всему прогрессивному человечеству казалось, что религия отмирает) потихоньку от сына-начальника крестили внуков и упрямо праздновали Пасху, по возрасту – те самые лирические героини, которые «у детской кроватки тайком слезу утирали».

Но и не молившиеся, а просто плакавшие, жалевшие, любившие и трудившиеся не покладая рук на самом деле своей самоотверженной жизнью вымаливали и детей, и мужей, и страну. «Россия удержалась благодаря матерям, – говорил старец Паисий Святогорец. – Отцовское объятие, если в нем нет Благодати Божией, сухо. А объятие материнское – даже без Бога имеет в себе молоко».

Телевидение, и в частности реклама, оказывают на современного человека немалое влияние. Создавая определённые образы, производители рекламы так или иначе влияют на решение потенциальных покупателей о возможной покупке. И в этой сфере образ матери занимает определённое место. Совет матери, как символа надёжности, любви и доверия, всегда кажется более правильным и разумным. Именно на этом и играют создатели рекламных роликов, вводя в сюжет персонаж, который советует приобрести и использовать тот или иной товар. Наиболее популярны образ мудрой мамы, дающей советы молодой семье, или образ молодой мамы, балующей своих малышей полезными лакомствами.

Заключение

Как мы видим, образ матери проходит сквозь многие сферы жизни человека, но в двух представленных культурах он имеет немного разное значение. Если в культуре Запада отношение к материнству имеет более практический подход, то в случае с русской культурой материнство возводится в степень почти святого и глубоко почитаемого явления.

Каждый человек испытывает какие-то чувства, связанные с его матерью. Не имеет значения, самая ли лучшая (была) у Вас мама или самая плохая, в конечном счете Вам все равно приходится с ней считаться. Возможно Вы сейчас не можете поговорить с ней, и Вы всегда можете — и это будет хорошо — поработать с образом матери, который Вы храните в своем сознании и в своем сердце каждое мгновение каждого дня.

Образ матери.

Образ мамы

Возможно, мама не смогла дать Вам ту любовь, в которой Вы нуждались , когда Вы были еще ребенком.

Может Вы на нее сердитесь. Используйте упражнение приведенное ниже, чтобы преодолеть свой гнев, чтобы Вы могли двигаться дальше по жизни с легким сердцем.

Возможно, Ваша мама бросила Вас или ее по какой-то другой причине нет рядом с Вами . Используйте это упражнение, чтобы избавиться от чувства одиночества и заброшенности, печали, которые могут отравлять Вашу нынешнюю жизнь.

Выразите чувства к маме и изменится ее образ в Вашей душе.

Выразить свои чувства к маме.

Какие бы чувства ни были, для Вас будет совершенно безопасно и в то же время необходимо выразить свои чувства к маме. В этом упражнении на листочке бумаги Вы можете сказать маме то, что никогда не сказали бы ей в лицо и не написали в письме. Это освобождает Вас и позволяет быть честным.

Вашей маме, а уж тем более Вам самим не поможет, если Вы будете ее в чем-то винить. Нацельтесь на то, что Вы будете честно исследовать свои мысли и чувства по отношению к матери. Если это необходимо, пробудите желание что-то изменить. Вам не обязательно знать, как это сделать, — достаточно просто захотеть.

В конце концов Вы придете к тому, что поймете, несмотря на ее недостатки и ошибки, мама делала все, что могла, при том знании и понимании, которые у нее тогда были. Когда Вы поймете это, Вы откроете путь к прощению и свободе.

Новый образ Вашей мамы.

Ваш листок бумаги станет духовным пространством, в котором Вы создаете новый образ мамы. Новый образ матери может стать более любящим, у него могут появится новые качества и чувства (безусловная любовь и одобрение, признание Ваших талантов и способностей). Новый образ мамы позволит Вам признать себя полезным, нужным, любимым, ярким и способным человеком.

Упражнение «Разговариваем с мамой».

Упражнение: разговариваем с мамой — это просто диалог.

Между Вами и Вашей мамой происходит воображаемый разговор, имеющий определенные цели. Это упражнение Вы можете делать столько раз, сколько будет необходимо, чтобы изменить образ мамы в Вашей душе.

Подготовка:

• поставьте спокойную инструментальную музыку;
• выделите на это упражнение примерно полчаса;
• возьмите белые листы бумаги и ручку;
• уединитесь внешне и внутренне;
• будет хорошо, если под рукой у Вас будет носовой платок, потому что это упражнение может вызвать много эмоций.

Упражнение: разговариваем с мамой.

Поговорите с мамой, используя обе руки. Доминантная рука (у правшей — правая, у левшей — левая) выражает Вашу точку зрения, субдоминантная — мамину. Это упражнение можноделать в независимости от того, в каких Вы отношениях с мамой, жива она или нет. Не думайте ни об этом, ни о том как сделать все правильно.

Раскройте сердце навстречу своим чувствам. Позвольте глубинной части себя представить, что чувствет Ваша мама. Просто расслабьтесь и дайте чувствам излиться на бумагу.

1. Четко и честно расскажите маме, что Вы чувствуете. Запишите свои чувства доминантной рукой. Потом она опишет Вам свои чувства. Запишите чувства мамы субдоминантной рукой.
2. Расскажите маме, что Вы хотели от нее услышать когда Вы были ребенком (запишите свои желания доминантной рукой). Она, в свою очередь, расскажет Вам, что она хотела услышать от своей матери, когда была ребенком (запишите ее желания субдоминантной рукой).
3. Расскажите Вашей маме о том, что Вы любите в жизни и о чем мечтаете (запишите свой выбор доминантной рукой). Пусть она, в свою очередь, расскажет Вам, что она любит и о чем мечтает (запишите на бумагу ее выбор субдоминантной рукой).

Закончите упражнение, поблагодарив маму и себя за готовность делиться чувствами.

Величайшая радость для ребенка — доставить удовольствие маме. Величайшая радость для взрослого — жить в соответствии с целью жизни. У каждого ребенка свой путь. Иногда невозможно одновременно доставить удовольствие маме и жить для своей цели. Тогда нам нужны любовь и прощение.

Прочитайте лучшие материалы психолога счастья на эту тему!

• Многие мои клиентки в последнее время заявляли в начале сессии. "Я за ним (муж, партнер) была как за каменной стеной". Уверен, Вы хоть раз слышали […]
• Мы с Вами уже рассмотрели структурную составляющую Вашей личности. Вы умеете составлять эгограмму. Сегодня обратим внимание на функциональный анализ […]
• Каждый человек испытывает какие-то чувства, связанные с его отцом. Не имеет значения, самый ли лучший (был) у Вас отец или самый плохой; в конечном […]
• В прошлой статье мы провели инвентаризацию личных отношений. Сегодня затронем Ваши родовые корни и пройдемся по ветвям семейного генеалогического […]
• Закон отношений гласит: "Чтобы улучшить взаимоотношения и убрать конфликт из отношений, нужно соблюсти 3 условия: установить и поддерживать раппорт, […]
• На самом деле существует больше, чем 3 типа эмоциональных реакций и способов отношения к жизни, чем рассмотрено в статье. Рассмотрим 3 основные […]
• Как построить отношения, которые устроят на все 100%. Какие отношения хороши для семьи, работы, развлечений или поддержки ответит таблица […]

Поговорим о матерях. Мы выделили несколько самых ярких типов матерей и особенностей воспитания, которое они применяют к дочерям. Конечно, эти модели могут быть выражены в более или менее сильной степени. Чаще всего стили комбинируются.

Инфантильная мать

Чрезмерно эмоциональная мать, с незрелыми проявлениями в жизни. Женщина, которая так и не смогла занять взрослую позицию в жизни, пользующаяся своей слабостью и нескладностью для того, чтобы окружающие решали ее проблемы.

В общении с дочерью постоянно стремится быть «подружкой», возможно даже покупает одинаковую одежду. Не может построить в отношениях с дочерью необходимых рамок: ребенок оказывается в ситуации, когда ему самому приходится становиться на позицию взрослого.

Часто их дочери рассказывают о том, что за такую мать неоднократно приходилось краснеть, а вся жизнь взрослой дочери посвящена решению проблем инфантильной матери. Если в такой семье нет сильной фигуры отца - отсутствующий отец или отец-страдалец, - в качестве роли взрослого дочь возьмет на себя именно мужскую роль.

Для дочерей инфантильных матерей сексуальность обычно представляет собой территорию больших вопросов и сложностей. Им приходится создавать образ женственности и взрослой сексуальности по кусочкам, которые они находят на пути становления - через образы женщин в кино, через других женщин в окружении. Их сексуальность может быть инфантильна - раскрытия своей чувственности они ждут от партнера, редко проявляя инициативу.

Движение к гармонизации женственности будет лежать через принятие в себе взрослой женщины, через осмысление понятия «силы» у женщины. Особого внимания потребует выстраивание границ в отношениях с такой матерью, потому что она может стремиться к чрезмерному слиянию и постоянному участию в жизни дочери.

Запрещающая или жестокая мать

Такая мать приказывает своей дочери (прямым или непрямым способом) отказаться от сексуальности. Жестокость может выражаться через слова или действия. Часто такие женщины не удовлетворены своей сексуальной жизнью, и если отец живет в семье или принимает участие в воспитании дочери, о нем крайне негативно отзывается мать и стремится склонить дочь на свою сторону.

Рождая в дочери отвращение к мужчинам и страх перед другими женщинами, эта мать ставит ребенка перед выбором: подчиниться или восстать.

Дочери жестоких матерей регулярно жалуются на аноргазмию, на то, что в сексе они не могут быть верны своим желаниям

В сексуальности такой девочки могут присутствовать особые навязчивые желания или сценарии. Часто дочери жестоких матерей живут беспорядочной половой жизнью: лишенные в детстве материнского тепла, они предлагают свое тело, чтобы взамен получить любовь и нежность. Регулярно жалуются на аноргазмию, на то, что в сексе они не могут быть верны своим желаниям, а наслаждение партнера для них первостепенно.

Решением таких сложностей может послужить практика «медленного секса», когда прелюдия растягивается на длительное время и движения партнеров очень медленные. При этом подходе появляется возможность уделить внимание каждому жесту и принять ласку.

Отсутствующая мать

Мать, которая не присутствует в жизни дочери, не выстраивает с ней значимых отношений. Дочь может воспринимать себя как лишний элемент, который мешает матери жить полноценной жизнью.

Часто у таких матерей есть активная сексуальная жизнь, а дочь для них либо назойливая обязанность, либо «ошибка», которая сломала жизнь. Свое отсутствие они нередко объясняют тем, что дочь не такая, как матери хотелось бы. Все это наносит сильнейшие травмы. Ребенка всю жизнь преследует чувство тоски, которое могут ощущать особо восприимчивые друзья и партнеры.

Именно такие матери воспитывают пациенток с сильными психическими расстройствами: пограничное или биполярное расстройство.

В сексуальности дочери отсутствующих матерей и сами часто «отсутствуют». Для них практически невозможно находиться в моменте «здесь и сейчас», они уплывают в вымышленные миры, воспроизводят сюжеты придуманных историй.

В близких отношениях очень много противоречий: им сложно выстраивать настоящую близость, они часто демонстрируют партнеру, что не дорожат им. Потеря же отношений для них разрушительнее, чем для других, - в такой ситуации нередки случаи самоубийств.

Гармоничнее всего развиваются женщины, в чьей жизни была альтернативная модель женщины: теплой, любящей, заботливой. Это может быть бабушка, старшая сестра, учительница в школе. Через такой контакт девочке удается понять и принять женственность.

Если такого не было, необходимо опереться на структурирующий женский образ во взрослом возрасте. Часто это может быть добрая и принимающая женщина-терапевт.

Секси-мама

Это эгоистичный тип матери, которая интересуется только собой, стремится вести максимально гедонистический образ жизни, оставляя дочь на обочине своей жизни. Девочка видит мать в лучших нарядах, с невероятным макияжем, соблазняющую, вожделенную мужчинами.

Материнство для такой женщины - угроза ее сексуальной власти. Подрастающая дочь пугает мать, она может ощущать конкуренцию и всеми возможными способами стараться задушить женственность и привлекательность своей дочери. Поэтому дочь будет ощущать себя дурнушкой независимо от реальной привлекательности - в семье есть место только для одной красавицы.

Важно научиться выражать гнев и противостоять токсичному образу матери

Впоследствии такая мать может посягать на женихов своей дочери. Все должно вращаться вокруг нее и, в зависимости от степени патологии, она будет использовать манипуляции различной силы для того, чтобы интересы всех членов семьи сходились на ней.

В сексуальности дочери такой образ будет подавляющим. Словно секси-мама внушила ей: «Только я имею право на наслаждение! Но не ты!» Дочери будет сложно протоптать тропинку к наслаждению в сексе. Часто возникают затруднения при достижении оргазма: ощущение собственной непривлекательности делает тот факт, что мужчина ее выбирает, чем-то сверхъестественным. Поэтому она готова жертвовать своим наслаждением в угоду его желаниям и комфорту.

Чтобы достичь гармонии, дочерям секси-мам необходимо научиться принимать свои эмоции. Научиться выражать гнев и противостоять токсичному образу матери и другим женщинам подобного типа.

Фригидная мать

Это полная противоположность секси-мамы. Фригидная мать распространяет вокруг темы чувственности мертвецкий холод, осуждая и унижая любые проявления сексуального поведения в своем окружении.

Отрицая сексуальность, флирт, влюбленность, она учит дочь видеть в проявлениях чувственности только низменное и недостойное. Часто в ход идут невероятно резкие и «кастрирующие» заявления.

Особенно это может проявляться в сторону мужчин, чей вожделеющий образ будет противопоставлен истинной любви и чистоте души.

Часто дочери в момент подросткового бунта восстают против установок матери, пускаясь в самые невероятные крайности, допуская опасные ситуации и даже доходя до зависимостей. В то же время их сексуальность будет оставаться «в плену». Чем сильнее внушенная матерью установка о том, что это недостойно, тем страшнее будут способы, которыми дочь будет пытаться сломать эти оковы. Но в большинстве случаев эти попытки обречены на провал, они лишь крепче стягивают этот узел.

Для каждой из нас самая сложная работа - отставить образ матери в сторону, перестать действовать вопреки или согласно ее морали. Найти себя и свою суть вне взгляда и точки зрения матери. Найти свою идентичность важно каждой женщине, но для дочерей фригидных матерей это важнее всего.

Когда девушка, заигравшаяся в протест, сложит оружие и увидит себя по-настоящему, тогда можно говорить о движении в сторону гармоничной сексуальности.

Псевдолюбящая мать

Это особая разновидность жестокой, эгоистичной и запрещающей матери, которая со стороны кажется милейшим человеком. Жизнь ее близких будет наполнена тоской и удушающим чувством несвободы.

Дочь не сможет пожаловаться на такую мать, на этот домашний террор. Ни в ком она не найдет поддержки и в конце концов лишь убедится в собственной никчемности. Такая мать - Серый волк из сказки про Красную шапочку, который одет в наряд доброй бабушки.

Отчетливое чувство «двойного послания» будет ощущаться в каждый момент. «Да, доченька, иди погуляй с подружками. Кому со мной тут интересно будет, ничего, одна как-нибудь посижу», - говорит она с трясущимися губами. Совершенно невозможно выбрать правильное поведение, ведь мать всегда найдет способ растормошить чувство вины. Для нее это главный инструмент построения отношений, центрированных лишь на ней одной.

Снова речь идет о типе воспитания, который встречается у пациентов психиатрических отделений, или о пациентках с сильнейшими расстройствами пищевого поведения. Такие женщины будут говорить, что мать никогда не говорила о чувствах прямо, а с помощью эмоционального шантажа заставляла дочь действовать против своей воли, но в интересах матери.

Ребенку важно переживать ситуации, где его желания сталкиваются со внешним сопротивлением

В сексуальности ей постоянно будет казаться, что партнер неискренен с ней. Когда он с радостью вспоминает прошлую ночь, она будет думать, что здесь что-то не так и у него наверняка есть скрытые намерения. Путь к становлению для таких женщин часто лежит через религиозные или духовные организации, где они учатся искренности и принятию.

С психологической точки зрения на первое место встает работа с чувством вины и обучение взаимодействию с миром всевозможными способами, без манипуляций обидами и чувством вины.

Мать-наседка

Еще один тип стремящейся к слиянию матери. Она окружает дочь заботой, практически делая из нее божество, которому поклоняется вся семья. Желания дочери - закон, они зачастую не просто исполняются, а предвосхищаются. Ее успехи превозносятся до небес.

Часто у матери может быть низкая самооценка, и она стремится «исцелить» свое не самое благоприятное детство при помощи идеального детства дочери.

Основные подводные камни такого воспитания - низкая социализация дочери и неумение справляться с фрустрацией. Постепенно, в зависимости от возраста, ребенку важно переживать ситуации, где его желания сталкиваются со внешним сопротивлением. Это база для стрессоустойчивой здоровой личности.

Без такой базы мы встречаем инфантильную взрослую женщину, склонную к чрезмерной драматизации всего вокруг. Сексуальность такой девушки может быть инфантильна, сопровождаться определенными нарядами, театральными позами и преувеличенными эмоциями. Также эти женщины могут постоянно менять партнеров, не добиваясь от одного человека всей палитры искомых качеств.

Структурирующим будет опыт отношений с мужчиной, который может четко выстроить границы и показать спутнице, что это в ее же интересах. Опыт взросления, который должен был произойти давным-давно, для дочерей «наседок» будет очень болезненным. Потребуется немало любви и веры в лучшее, чтобы через это пройти.

Мать-сообщница

Образ практически идеальной матери. У нее гармонично построены отношения с собственной сексуальностью. Она не особо распространяется по этому поводу, не делится деталями и подробностями. Но если во взрослом возрасте дочь задастся вопросом о сексуальности матери, она поймет, что мать была счастлива.

Не имея прямых сведений, дочь делает такие выводы по косвенным признакам: вспоминая интонации родителей, когда они явно неспроста уточняли время, когда она вернется домой с вечеринки; по сиянию их лиц после с выходных в доме отдыха - определенно дело было не только в свежем воздухе.

Такая мать проявляет достаточное количество нежности к своей дочери, она благожелательна и дружелюбна, но все равно остается матерью, не напрашиваясь в подружки.

Расти в таких рамках приятно и надежно: неприятные столкновения с внешним миром могут и не случиться, но дочь убеждена: что бы ни произошло, в какую бы передрягу она ни попала, мать будет помогать и поддерживать, с ней всегда можно поговорить.

В момент становления сексуальности мать-сообщница все сделает вовремя: купит первый бюстгальтер, отведет к косметологу в период подростковых высыпаний, обсудит вопросы менструации и эпиляции, будет настоятельно рекомендовать дочери гармоничные наряды. И при этом будет спокойно принимать чудачества юности вроде странных стрижек и розовых волос.

Если дочь спросит, мать поговорит о сексе, расскажет самые важные вещи, не пугая дочь, но и не толкая ее в объятия к первому встречному. Открывая для себя мир, совершая ошибки, дочь будет смелее идти по жизни, потому что за ней такой прочный, но при этом не давящий и ничего не требующий тыл.

У каждого человека есть детские обиды, они разной силы и глубины. Порой, обсуждая с клиентами детство, можно испытать сильные эмоции относительно поведения их родителей. Однако во взрослом возрасте мы смотрим шире и дальше и понимаем: какой бы сложной ни была личность матери, это объясняется ее собственным детством и эпохой, в которую она росла.

Сейчас каждая из нас - взрослый человек, который полностью несет ответственность за свою жизнь и счастье. Нужно отпустить детские обиды, гармонизировать себя в случае глубоких душевных травм и быть совсем другой матерью своим детям.